На другой день утром Тамара прежде всего поспешила ознакомиться со своею «классной», где, по выражению старого «батюшки», отныне предстояло ей «подвизаться».1 Три четверти комнаты были заняты ученическими «партами», а на остальном пространстве помещались учительский стол, книжный шкаф и большая черная доска на треноге. По стенам висели «естественно-исторические таблицы» с рисунками, карта обоих полушарий земли и карта России.
Тамара раскрыла книжный шкаф и нашла в нем небольшую библиотечку, даже с каталогом книг, составленным ее предшественником. Это открытие очень ее обрадовало, и она с живым интересом принялась знакомиться по каталогу с составом школьной библиотеки. Там она встретила в довольно уже истрепанном виде несколько учебников, «Букварь» Тихомирова, «Родное слово» и «Детский мир» Ушинского,2 «Наш друг» барона Корфа3 и «Книги для чтения» Паульсона, Водовозова4 и др. Из книг религиозного и духовно-нравственного содержания оказались только «Святой град Иерусалим» да «Земная жизнь Пресвятой Богородицы». Ни Евангелия, ни Псалтыря, ни Часослова, ни Четьи-Минеи не было.
Затем в каталоге, под рубрикою «книги, пожертвованные почетным попечителем гореловской сельской школы, господином Алоизием Марковичем Агрономским», значились: «В чем вся суть?» Жемчужникова; «Дневник провинциала в Петербурге» М. М.; «Соль земли», роман; «Ташкентцы приготовительного класса» Н.Щедрина; «Артельные сыроварни», «Швейцарская демократия», «Благонамеренные речи» Н.Щедрина; «Русские женщины» Мордовцева и, наконец, разрозненные, за несколько лет, книжки «Отечественных Записок», «Дела» и «Современника».5
«Неужели все это может быть занимательно и нужно для крестьянских мальчиков?» — подумалось Тамаре, невольно остановившейся в недоумении пред таким странным и смешанным выбором книг для скромной сельской школы.
И в самом деле, что за странность! Она была уверена, что встретит на стенах классной комнаты изображения библейских и евангельских событий рядом с картинками из русской истории, а вместо того находит котов, кур да лягушек на «естественно-исторических таблицах». Положим, и это, может быть, не бесполезно; но то, казалось бы ей, гораздо важнее, потому что нравственно ближе, доступнее, как и все религиозное, сердцу крестьянского ребенка.
Далее Тамара нашла в том же шкафу, на нижней полке, между пустыми чернильницами, тряпками, мелом и грифельными досками, засунутый в глубь шкафа портрет государя, в черной рамке под стеклом, очевидно, предназначенный для классной комнаты. Она позвала Ефимыча и сказала ему, что царский портрет надо пообчистить от пыли и мух и повесить на стену, на видное место.
— Надо-то надо бы, это точно, — согласился сторож. — Анадысь он и висел тут, а только убрать приказали.
— Кто приказал? Зачем? — осведомилась девушка.
— Как кто! Агрономский приказал, попечитель наш, барин, он самый. «Убери, говорит, в чулан, сохраннее будет». А я себе думаю, зачем в чулан! — словно бы и непригоже как- то для царского-то лика, — да и припрятал его в шкаф.
Тамара предложила ему сейчас же повесить портрет на место.
— Нельзя без спросу, — отговорился сторож. — Забранится Агрономский-то, потому он приказал вывешивать его, только как ежели начальство какое ожидается, а без того, говорит, не сметь!
Сомневаясь в справедливости слов Ефимыча, девушка поглядела на него явно недоверчивым взглядом.
— Верно! — подтвердил ей старик, поняв значение этого ее взгляда. — Он не токма что у нас, он и в других школах, по всей округе, слышно, царские патреты со всей фамилией, значит, как есть все со стен поснимал, — для сохранности, говорит.
— Что за вздор такой! — пожала плечами Тамара. — Что портрету на стене сделается?!
— Ну, вот поди-ж ты!.. Мужики и то говорят, что ребяткам бы даже и лестно было на лик-то царский взирать, а он — нельзя!.. Чтоб не спортился, говорит… А какая ему порча с того, под стеклом-то!..
Тамара сказала, что сама сейчас же его пообчистит и повесит, — глупости, мол, все это, — и, взяв портрет, понесла было его к себе в комнату.
— Что ты, что ты, барышня! — замахал на нее руками сторож. — Господь с тобой! Али места свово не жалко?!
— Места? — удивленно оглянулась на него девушка. — Причем тут мое место?
— Эво-на! Причем!.. Попробуй-ка ему наперекор, али не уважить в чем, он тебя сейчас места решит.
— Это за портрет-то, что я повешу его куда следует?
— Не за патрет, — пояснил старик, — а зачем супротив его приказания, — вот!
— Приказания?.. Да что он за начальство такое, что может приказания отдавать?..
— Начальство ли, нет ли, а только сила, — это ты мне поверь. Ну, и заноза тоже!.. Чуть что не по-евойному, — ни кричать, ни ругаться не станет, а только пожалеет-пожалеет головкой-то этта, поахает над человеком, да сейчас и вон его, как пить даст!.. Это верно! Учителей тоже, который ежели не потрафит ему, мигом сплавит!
— Пустяки ты говоришь, Ефимыч. — Извини, голубчик! — не поверила ему девушка. — Не он меня определил, не ему и смещать меня, — другие есть на то, посильнее.
— Толкуй тоже! — мотнул головой Ефимыч. — Не знаем мы, что ли?! Поедет этта в город, переговорит тихим манером с кем следувает, а ты и собирай, значит, пожитки…
«Странный попечитель», — подумалось Тамаре. — «И имя какое-то странное, совсем не русское, — Алоизий… Откуда он, и кто, и что он такое?» — задалась она вопросом, который, в виду последнего сообщения Ефимыча, показался ей существенно для нее важным.
И в самом деле, что это за «сила» такая, которая играет учителями, как пешками, и ворочает всею судьбой их по своему капризу, если только это правда? Сообщение Ефимыча было далеко не из успокоительных, и она решила себе справиться обо всем этом, при случае, у священника, которому, кстати, намеревалась сделать сейчас же свой первый визит. Ей хотелось познакомиться с ним и его семьею покороче и разузнать от них об условиях местной жизни, о местных отношениях, о людях, с которыми так или иначе придется сталкиваться в своей деятельности, о помещиках и иных соседях, — есть ли между ними люди образованные, семейные, с которыми можно бы было и стоило бы познакомиться, а также можно ли где и через кого именно добывать для прочтения книги, журналы и газеты…
Все это казалось ей нужным, даже необходимым для того, чтобы хоть сколько-нибудь на первых порах осмотреться и приспособиться к обстоятельствам в новом и совершенно незнакомом ей месте.
2 К.Д.Ушинский (1823-1871) — либерал-демократ, сторонник гуманистических идей. Корф, Водовозов, Тихомиров — последователи Ушинского. Большое влияние на мировоззрение Ушинского оказали революционные события 1848 во Франции, а также идеи революционеров-демократов, в частности Белинского. В 1849 Ушинский был уволен из Демидовского ярославского лицея за безбожие, неуважительное отношение к начальству и политическую неблагонадежность, в частности за то, что пытался передавать «свободу мыслей» воспитанникам лицея. Позже по тем же причинам, — вольнодумство, непочтительное отношении к начальству и атеизм, — Ушинского убрали из Смольного института благородных девиц. Был период, когда Министерство образования России пыталось запретить издание учебника Ушинского «Родное слово» по той причине, что он разрушает религиозное сознание детей. После революции 1917 идеи Ушинского новым властям пришлись ко двору и были внедрены в систему советского образования; с тех пор в истории педагогики Ушинского представляют как реформатора русской школы. Именем Ушинского названы многие улицы и многие учебные заведения России. [Прим.ред.]
3 Н.А.Корф (1834-1883) — организатор земских школ и учительских съездов. Его труды на ниве народного просвещения высоко оценивались «прогрессивной общественностью» и Ушинским в том числе, у консерваторов же Корф получал отрицательные отзывы: «неблагонадежный человек… безбожник, которому нельзя доверять воспитание детей».
4 В.И.Водовозов (1825-1886) — педагог, просветитель-демократ, сторонник гуманистического воспитания. Водовозова, так же как и Ушинского, относили к «передовым» и «прогрессивным» педагогам своего времени. Его рекомендации в отношении учебного плана для народной школы резко отличались от официальных установок, изложенных в «Положении о начальных народных училищах» (1864), которые в были религиозного характера, у Водовозова же имели светский характер. Значительная часть идей Водовозова была взята на вооружение советской педагогикой, и сегодня они представляют собой «педагогические истины».
5 Литература и газеты социал-демократического и революционного направления. [Прим.ред.]